С редакцией Белновости своей жизненной историей поделилась женщина, которую расстроил родной брат.
Когда брат позвал меня в гости в другой город, я представляла, как мы будем бродить по мостам, смеяться над детскими воспоминаниями и пить кофе в уютных кафе.
Вместо этого я оказалась на улице с чемоданом в руках, а дверь его квартиры закрылась за мной с тихим щелчком.
Всё произошло за два дня. В первый вечер я готовила ужин, пока он рассказывал о новой работе, а уже на следующее утро в дверь ворвалась его девушка Лиза — высокая, с нарочито холодным взглядом.
«Ты кто?» — спросила она, будто я была незваной гостьей, а не родной сестрой.
Брат замер, словно школьник, пойманный на списывании.
«Это Катя, моя сестра… Она ненадолго», — пробормотал он.
Лиза фыркнула: «Значит, спать я буду на диване?» Вечером они громко ругались в соседней комнате.
«Выбирай: или она, или я!» — кричала Лиза.
Утром брат постучал в мою комнату:
«Может, переночуешь в отеле? Я помогу с деньгами…»
В его голосе не было извинений — только раздражение. Я не стала спрашивать, почему он не встал на мою защиту. Просто собрала вещи и ушла, не попрощавшись.
Первые часы я металась по городу, как щепка в потоке. В голове крутилось: «Он променял меня на ту, кого знает две недели». В кафе я залипла в телефоне, ища дешёвые хостелы, но внезапно заметила объявление:
«Сдам комнату на 5 дней. Цена — по договорённости».
По адресу оказался старый дом с облупленными стенами и запахом кофе. Хозяйка, женщина лет семидесяти в ярком платке, открыла дверь и сразу сказала:
«Вижу, вас жизнь потрепала. Проходите».
Комната была крошечной, с мольбертом у окна и картинами на стенах.
«Я Маргарита, художница. Пишу портреты для души, а не для денег», — представилась она.
Утром я проснулась от запаха свежей выпечки. Маргарита, не спрашивая, налила мне кофе:
«Рассказывайте, что привело вас в мой склеп».
Я выложила историю, ожидая жалости, но она рассмеялась:
«Мужчины часто выбирают между разумом и гормонами. Гормоны обычно побеждают».
Эти пять дней стали для меня лекарством. Маргарита таскала меня на выставки в подвальные галереи, кормила борщом и учила смешивать краски.
«Смотри, — говорила она, мазнув кистью по холсту, — даже из грязи можно сделать золото».
Я впервые за годы рисовала — кривые домики, абстрактные пятна, лицо брата, которое постепенно превращалось в незнакомца.
В последний день пребывания в городе я встретила Егора. Он выглядел усталым. «Лиза уехала… Она оказалась…» — начал он.
«Не надо, — перебила я. — Спасибо, что выгнал. Иначе я не узнала бы, что в тридцать лет можно начать рисовать, жить в чужом доме и не бояться одиночества».
Он хотел обнять меня, но я отступила.
Сейчас брат иногда звонит, спрашивает совета. А я отправляю ему открытки с репродукциями Маргариты. На последней написала: «Иногда чужой дом становится роднее, чем кровные узы».
